ЯСНОЕ  УТРО  ПОСЛЕ  ДОЛГОЙ  НОЧИ

    

     Старик проснулся от гулких ударов сердца и лежал неподвижно, боясь пошевелить даже рукой, потому что знал – лишнее в таких случаях болезненно и опасно после второго инфаркта. Он открыл глаза и не мигая смотрел в потолок, залитый жидкой синевой рассвета. Ломило в висках, на лбу выступила испарина. Все тот же сон в течение многих ночей, многих лет…

     … Долговязый в зеленой и грязной, помятой форме с засученными рукавами стоял в трех шагах от него и, ухмыляясь, целился «вальтером» ему в переносицу. Он отчетливо видел темный кружок пулевого канала, который гипнотизировал, тянул к себе, и кроме этого кружка ничего больше в мире не существовало. Рука, как чужая, потянулась к кобуре, но это движение было  неосознанным, машинальным и бесполезным. И это понимал долговязый. Ухмылка сползла с его лица, и оно сделалось злым и красивым. Отрицательно покачав головою, долговязый нажал на спусковой крючок… И в этот миг все застыло: застыл вихор на макушке долговязого, застыли клубы дыма от горевшего танка, застыло время – все расплылось, потеряло четкость, глубину. Остался лишь темный кружок, с которым происходило что-то странное, непонятное: он светлел, выпучивался, как торец соломинки, из которой выдувают мыльный пузырь, затем от него отделился какой-то неясный комок и поплыл в его сторону медленно и плавно, как маленький воздушный шарик. Когда комок приблизился почти вплотную к его лицу он инстинктивно отклонил голову в сторону, и тогда… громыхнул выстрел, пуля обожгла кожу на виске, но у него уже было больше времени, чем у долговязого, и он успел выхватить свой пистолет из кобуры.

     Диспетчер – Зоне С:  факторизация по всем секторам.

     Служба М – Первому:  пульс сто шестьдесят.

     Первый –  Зоне С:  нуль-позиция.

     Старик проснулся  второй раз и был очень удивлен: обычно после этого сна он никогда больше не засыпал. В комнате, несмотря на сдвинутые портьеры, было светло. Солнце, наискось пробиваясь сквозь цветную ткань, освещало угол комнаты, где стоял старенький «Рекорд», на пыльном экране которого четко обозначились волнистые полосы. На серванте тика будильник, который  показывал десять минут восьмого, но старик знал, что на самом деле не было еще семи, потому что не подводил часы уже суток двое.

     Старик лежал в постели, скованный слабостью. Сердце уже не стучало так сильно, как в первые минуты пробуждения, по телу разлилась успокаивающая теплота, но он все еще был под впечатлением сна… Сна ли? Да, теперь уже, конечно, сна, потому что по истечении шестидесяти лет, любое событие кажется далеким и забытым сном. Да и разве возможно это – видеть, как вылетела из ствола желтоватой каплей, вылетела прямо тебе в переносицу и ты успел увернуться? Разве не смеялись ребята 31–го отдельного парашютно-десантного полка, когда он им рассказывал об этом, а много лет спустя разве не опускал глаза известный ученый,  слушая его?.. Хватит лежать, пора подниматься.

     Зона С – Корректору:  повысит уровень в секторе 5.

     На кухне старик поставил чайник на газовую плиту, прошел в ванную, побрился перед зеркальной полочкой над умывальником, умылся. И в это время засвистел чайник. Старик отключил газ. Достал из подвесного шкафа жестяную баночку из-под растворимого кофе, в которой он держал чай, бросил щепотку в чайник для заварки, залил кипятком и накрыл полотенцем. Затем взял начатую пачку масла из холодильника, хлеб, приготовил  бутерброд. Налил в керамическую чашку чай, положил две ложечки сахара – вот и весь завтрак. Он бы мог приготовить все это с закрытыми глазами, потому что вот уже почти десять лет, как умерла его старуха, меню завтрака не менялось.

     Закончив есть, старик стер крошки хлеба со стола, вымыл чашку на раковиной и, поставив ее на полку, подошел к окну.

     Диспетчер – Группе А:  факторизация.

     Корректор – Диспетчеру:  плотность потока падает.

     Диспетчер – Зоне М:  дать коразрез на Группу А орбит.

     Из окна третьего этажа открывался вид на Вишневую Балку – небольшой островок зелени вокруг одноэтажных частных домиков, которые со всех сторон теснили высокие блочные дома. Старик с сожалением отметил, что с каждым годом все дальше и дальше отодвигаются заросли сирени, белый дым цветущих вишен и, что теперь уже не залетают весною на его балкон скворцы. Вишневая Балка отживала свой век, и старик понимал, что это необходимо, что город растет, но все-таки было жаль… Он отошел от окна и включил радио.

     Диспетчер – РТ-сети:  время шесть пятьдесят две.

     Заканчивалась передача «Земля и люди». Старик дождался сигнала точного времени, перевел стрелки будильника на восемь часов – местное время, прослушал последние известия и стал собираться в магазин за продуктами

     Зона С – Корректору:  отсутствие индекса в секторе 8.

     Корректор – Первому:  отказ в блок-схеме ящиков.

     Первый  – Корректору:  дать общий фон.

     Старик сменил пижаму на серый летний костюм, взял хозяйственную сумку, обул в коридоре парусиновые туфли и, потрогав еще раз ключи в кармане пиджака, лишний раз убедившись, что они там, вышел на площадку. Захлопнув дверь, он не стал запирать на нижний замок потому, что выходил не надолго.

     Придерживаясь за перила лестницы, старик спустился на площадку первого этажа, достал связку ключей и выбрал самый маленький. Подойдя к простенку между второй и третьей квартирой, старик обнаружил, что открывать было нечего… Почтовых ящиков на месте не было. Там, где они раньше висели, выделялся серый четырехугольник не закрашенных панелей. «Интересно», – произнес он вслух и спрятал ключи.

     Сектор 8 – Диспетчеру:  неполадка устранена.

     Диспетчер – РТ-сети:  факторизация шагов.

     Где-то на четвертом этаже хлопнула дверь, и кто-то тал спускаться по лестнице. Стоять вот так и глядеть на стену было неловко, и старик поспешил к выходу.  «А с почтовыми ящиками, скорее всего, ничего страшного не произошло – сняли, чтобы произвести ремонт, или заменить на новые» – подумал он, открывая дверь подъезда. 

      Диспетчер – Зоне В:  факторизация всех секторов.

     Корректор – РТ-сети:  понизить уровень записи.

     Старик зажмурился от яркого, но еще по-утреннему прохладного солнца. Сейчас оно совсем другое, чем в полдень и вечером. Утром солнце свежо, ласково, как в детстве, когда летний день впереди – целая вечность. В полдень – для него и та же ассоциация – зло и жестоко: когда гимнастерка на спине накалена, как жесть, а пожухлые стебли полыни плохое укрытие от низко летящих «мессершмиттов», трассирующие очереди которых похожи на знойные лучи. Вечером солнце усталое, все познавшее, как и он сам. Оно не жжет, как в полдень, но и не радует утренней мягкостью потому, что вечер – это конец дня, конец вечности, которая на самом деле оказывается не вечностью, а безжалостной шуткой, неизвестно кем и для чего придуманной. Кто это сказал? Забыл.  «Расфилософствовался с самого утра, – улыбнулся старик. – Хорошее сочетание: философ, идущий за кефиром».

     Ему нужно было пересечь наискосок небольшой зеленый  дворик, огороженный пятиэтажками, пройти под аркой между угловыми домами, перейти улицу, а там сразу направо и гастроном. Старик мог бы при желании уже давно не ходить за продуктами: ему неоднократно предлагали доставлять их на дом, и предлагали не только как ветерану, а просто как старому человеку, но он отказывался. Старик не хотел лишать себя одного из немногих удовольствий, которые мог еще себе позволить – пройтись по мягкому снегу или вот как сейчас… Ясное утро, чуть-чуть прохладно от травы и цветников, которые совсем недавно полили из шланга, все запахи приглушены, только явственно чувствуется тонкий  и пряный аромат белой акации. Воздух прозрачен, но тени еще не контрастны, расплывчаты, а в густых кронах деревьев и в листве аккуратно подстриженных кустарников, казалось, еще клубится темным туманом остаток ночи.

     Диспетчер – Зоне В:  общий план.

     Двор ожил как по мановению волшебной палочки: из всех двадцати шести подъездов высыпала детвора с портфелями, ранцами, сумками «Спорт» через плечо – это шумное шествие будет длиться минут двадцать, пока в школе, расположенной за ближайшими домами, не прозвенит звонок.

     Через арку старик вышел на центральную улицу и остановился у перехода, где уже стоял молодой солдат в форме пограничника, с не большим чемоданом в руке. «Вероятно в отпуск, – подумал старик, – а может быть и насовсем».

     Диспетчер – Зоне А:  зеленый.

     Загорелся зеленый глазок светофора. Старик перешел улицу, повернул направо и вошел в магазин.

     Людей было немного. Старик подошел к молочному отделу и подождал, пока продавщица не обслужила женщину.

     – Мне, пожалуйста, две бутылки «Коломенского», – сказал старик, когда настала его очередь.

     Продавщица, которую он раньше здесь не видел, не поняла его.

     – «Коломенского», – повторил старик, – две бутылки.

     Продавщица, молоденькая девушка, казалось, старалась что-то вспомнить, что-то важное, необходимое, но никак не могла. Старик увидел, как от волнения у нее запульсировала жилка и побелели щеки.  «Что с нею?» – заволновался старик.

     Зона М – Диспетчеру:  неопределенность в  РТсети.

     Диспетчер – Корректору:  заменить суперпозицию.

     Корректор – Ртсети:  вариант отсутствия.

     – Извините, пожалуйста, – наконец пришла в себя продавщица, – но «Коломенский» еще не привезли. Могу предложить вам кефир, простоквашу, сырок с изюмом…

     – Ничего, ничего, – чувствуя какую-то неловкость, торопливо проговорил старик, – можно и кефир, какая разница…

     – Платите, пожалуйста, в кассу пятьдесят две копейки.

     Диспетчер – Зоне М:  внимание! На кассе – пятьдесят две копейки! Сдача с рубля – сорок восемь копеек!

     Первый – Диспетчеру:  спокойнее!

     Старик подал кассиру деньги, и пока та выбивала чек, обратил внимание, что кассир тоже новая и такая же молодая, как и продавщица. «Студентки торгового училища на практике, – подумал старик, – потому так и волнуются»

     В хлебной секции старик взял батон за восемнадцать копеек и четвертинку темного хлеба и вышел из гастронома. На сегодня больше ему ничего не требовалось: основные закупки продуктов на неделю старик производил по   вторникам.

     Обратный путь домой, как движение маятника: дом – магазин, магазин – дом. Снова переход, зеленый свет, арка насквозь пронизанная  солнцем, тенистый дворик, шестой подъезд – вот и весь путь… и целый день впереди, который нужно чем-то заполнить.

     Возле деревянной  ветхой беседки, в которой вечерами собирались любители домино, старик остановился. А что если зайти сейчас к своему старому другу, который живет вот в этом доме, и с которым он не встречался месяца два? Зайти и пригласить его на чашку чая…

     Зона В – Диспетчеру:  неопределенность вне системы.

     Диспетчер – Зоне В:  суперпозиция с колесом.

     В этот момент зазвенел металл по асфальту – мальчик лет шести катил колесо. Такое старику давно не приходилось видеть: мальчик катил металлический обод, как бывало в детстве он сам, при помощи изогнутой проволоки, как катали колеса мальчишки до войны, во время войны и немного после, когда с игрушками было не то, что сейчас.

     – Дедушка, – спросил мальчуган, останавливаясь, – который час?

     – Половина девятого,  – ответил старик, а сам подумал: «Беда мне с этой детворой – всем нужно знать точное время».

     Малыш покатил колесо дальше, а старик продолжил свой путь. И только войдя в подъезд, вспомнил, что хотел зайти к другу…

     Почтовые ящики были уже на месте, их успели повесить до того, как разнесли почту. Старик открыл свой ящик, достал две газеты – местную и центральную, закрыл дверцу и поднялся на свой этаж.

     Диспетчер – Зоне С:  факторизация секторов.

     В коридоре старик снял туфли, надел шлепанцы и понес сумку на кухню. Там он вытащил из нее  кефир и хлеб, протер влажной тряпочкой бутылки,  поставил их в холодильник, хлеб, завернул в целлофановый пакет и положил в хлебницу. Пустую сумку определил в шкаф на нижнюю полку.

     До десяти старик читал газеты. В десять включил телевизор, посмотрел на четвертом канале научно–популярный фильм о воде, переключил на десятый – там заканчивалась передача «Города и люди». В одиннадцать старик выключил телевизор и пошел на кухню.

     Из холодильника он достал пакет «Суп вермишелевый с мясом». Прочитал на обороте способ приготовления – никак не мог запомнить, сколько минут варить, налил в небольшую кастрюлю два стакана воды и поставил на огонь. Когда вода закипела, старик принес из комнаты будильник, высыпал в кастрюлю половину содержимого пакета и засек время. Убавив огонь, он  помешивал ложкой в течение пятнадцати минут, пока суп не был готов.

     Ровно в двенадцать старик пообедал, помыл посуду, начатую бутылку кефира закрыл пластмассовой пробкой и поставил на место.

     До часу он стирал в ванной носовые платки и всякую мелочь, которую сдавать в прачечную с остальным бельем почему-то стеснялся. 

      В час, почувствовав усталость, – он всегда в это время чувствовал усталость, – старик прилег на диван. И заснул…

     Первый – всем Зонам, кроме Зоны С:  нуль-позиция.

     Диспетчер – Зоне М:  нуль-позиция.

     И тот час исчез пятиэтажный дом с гастрономом и сапожной мастерской на углу. Исчез, будто его вырезали ножницами из цветной фотографии, а саму фотографию положили на черный бархат…

     Диспетчер – Зоне А:  нуль-позиция.

     Исчезла улица вместе с домами, автомобилями и пешеходами. Она словно погрузилась в темную непроницаемую субстанцию, лишенную протяженности и смысла.

     Диспетчер – Зоне В:  нуль-позиция.

     Исчез зеленый дворик, пятиэтажки, кусты сирени, ветхая беседка. Исчез дворник, сматывающий поливочный шланг, исчез мальчик с колесом…

     Диспетчер – Группе А орбит:  нуль-позиция.

     Исчезли домики и зелень Вишневой Балки, трубы далеких заводов, лес на другом берегу реки, сама река…

     Исчезло небо с тонким белым следом от пролетевшего самолета…

     Исчезло солнце…

     Наступила первозданная тьма, в которой пространство, казалось, сжалось до размера точки, а мгновение стало равно вечности.

     Первый – всем Зонам, кроме Зоны С:  свет.

     Темнота сверху стала таять, светлеть, постепенно превращаясь в холодно-синюю, а затем в серебристо-белую туманность, которая еще через мгновение хлынула вниз потоком яркого света.

     Пространство раздвинулось до границ, обозначенных сферой и диском, линия соприкосновения которых была подобна линии горизонта.

     На сфере не просматривалось ни одного элемента ее конструкции, и она воспринималась как поверхность, источающая свет. Невозможно было определить расстояние до ближайшей ее точки – оно могло быть и десять метров, и десять километров. Поверхность диска, испещренная мелкими концентрическими бороздами, подобно грампластинке, казалась более темной, чем поверхность сферы, и его размеры тоже не воспринимались  сознанием, если бы не одна деталь…

     Метрах в ста пятидесяти от центра этого сооружения, где на поверхности диска начинала разворачиваться гигантская спираль, стоял дом, вернее не дом, а фрагмент дома, всего лишь один подъезд, в окнах третьего этажа которого светило солнце, лучи которого переместились с экрана телевизора на середину комнаты, осветив щели в полу и диван у противоположной стены, на котором спал старик…

     Он не знал, что уже давно нет дома, в котором он прожил более тридцати лет, нет зеленого дворника, по которому он шел сегодня утром, нет арки между домами, самих домов, улицы, гастронома…

     Он не знал, что от города, с которым была связана вся его жизнь, осталось лишь несколько памятников…

     Он не знал, что нет больше его фронтового друга, к которому собирался зайти, нет его знакомых по  подъезду, нет вообще в живых всех тех людей, которых он знал, или о которых когда-либо слышал…

     Старик не знал, что и сам он умер давным-давно, в начале далекого двадцать первого века, когда люди не могли еще побеждать все болезни, не научились бороться со старостью…

     Он не знал, что люди, которых уже нет в живых, предоставили ему еще раз увидеть солнце, землю, мокрую траву, серебристый волосок паутинки в прозрачном осеннем небе…

     Он не знал, что пролежал сотни лет в тесной камере, по трубам которой циркулировал жидкий гелий, пролежал обезвоженный, с физиологическим раствором вместо крови, пролежал до того времени, когда люди уже могли излечивать почти все болезни, научились отодвигать старость.

     Но люди не знал, как старик воспримет после реанимации резкий переход в незнакомый, совершенно для него новый мир. Они не имели права рисковать.

     Поэтому и был построен этот купол, под которым с помощью миллиардов тонких лучей сжатых, как пружина, сгустков силовых полей воспроизвели по старым фотографиям и кинодокументам уголок старого города, в котором  жил старик. Воспроизвели все до мельчайших подробностей: дома, деревья, автомобили, пешеходов, белые облака, желтый лист на мокром асфальте, и все это ничем не отличалось от настоящего – можно было потрогать руками ствол дерева и ощутить его шероховатость, поднять камень и почувствовать его тяжесть, поговорить с продавцом в магазине или с мальчиком,  катящим колесо, и не заподозрить, что это лишь пакеты волн, переплетенные жгутами света, связанные воедино силовыми полями...

     Старик спал в однокомнатной квартире на третьем блочного пятиэтажного дома, и его сон охраняли: старенький «Рекорд», будильник на серванте, тихо мурлыкающий холодильник – привычные вещи нехитрого бытия.

     Ему еще предстоит знакомство с людьми нового мира, и эти люди хотят, чтобы он не почувствовал себя среди них лишним. Но это будет не сейчас, не сразу, постепенно.

     Старик спал… Последнему оставшемуся в живых солдату второй мировой войны снилось изрытое дымящимися воронками поле и истребители, низко летящие над землей.