Голоса на песчаной косе

ГОЛОСА НА ПЕСЧАНОЙ КОСЕ

Сухо задребезжал в темноте колокольчик, будто его трясли, зажав между ладонями. Дмитрий Чепенко вскочил с холодного песка.

– Кажется, попался, гвардеец! – радостно констатировал он и, схватив подсак, побежал к крайней закидушке.

Сейчас он вытащит сазана на два с половиной килограмма, подумала я, и время снова потечет, как степная река – схематическая его модель, потечет плавно, не торопясь, соизмеримо с ударами пульса. Кратчайший, как казалось вначале, путь завел в тупик, и времени потеряно больше, чем потребовалось бы его для проведения операции по самому захудалому варианту со стопроцентной гарантией. Пришлось начать с нуля…

Слово «кажется» в прямой речи Чепенко – это тромб, который мы пытались ликвидировать в течение двух месяцев путем многократных прокруток Систем, а когда убедились, что атака в лоб – бесполезная затея, то послали меня.

И вот сейчас, блокировав на время сознание Гнутого, я жду возвращения Дмитрия с его сазаном, и внутренне морщусь от неприятных ощущений, источниками которых являются никотин, этиловый спирт и многое другое, трудно поддающееся определению – все то, что когда-то оставило следы в организме моего далекого предка, чтобы через сотни лет обрушиться на меня со всею силою необузданной первобытности.

Снизу, от воды, темным пятном показался Чепенко. По мере приближения к костру он светлел, становился четче. В зеленой сетке подсака лениво вскидывался сазан.

– Килограмма три будет,– уверенно сказал он, приподымая рыбу.

– Два с половиной,– поправила я его, хотя Гнутый и не произносил такой фразы.

– Дома уточним,– усмехнулся Дмитрий, и я поняла, что это тоже не его слова, а ответ Системы на мое вмешательство. Он снова пошел к воде, чтобы опустить сазана в садок.

Через семнадцать минут на спиннинг Гнутого подцепиться девятикилограммовый сом, которого они должны вытащить вдвоем. Для этого мне придется деблокировать сознание Гнутого потому, что я не смогу за него проделать эту работу.

Возвратился Дмитрий, присел рядом на песок, подмяв под локоть полупустой рюкзак.

– Для начала есть,– сказал он нарочито спокойным голосом, выдавая тем самым пережитое возбуждение.

По нижней части темного небосклона чиркнул метеорит – это сигнал начала отсчета: пора…

– Слышишь, Герасимович,– сказал я, чувствуя, что уже окончательно освоился с голосовыми связками Гнутого, с его модуляцией, тональностью, паузами.– Недавно я прочитал одну книжку, не помню названия, в ней речь шла о генной памяти…

Я почувствовала, как Дмитрий едва сдержал восклицание: так неожиданно прозвучали из уст Гнутого слова о генной памяти.

– Ну, что-то вроде фантастики, – поспешила добавить я, поняв, что слишком форсировала события.

– И что же тебя там заинтересовало? – из деликатности стараясь казаться равнодушным, спросил Дмитрий.

– В книжке описывается, что в одном институте изобрели какую-то машину,– стараясь не выходить за границы словарного запаса Гнутого, начала я рассказ, – вроде камеры, в которую помещают человека и, действуя на его мозг какими-то волнами, возбуждают в нем мысли далеких предков…

– И не только мысли, –продолжал Дмитрий, – но и осязание, обоняние, слух, зрительные образы.

– Да, да, – соглашаюсь я. – Человек как бы живет…

– … в прошлом, – закончил Дмитрий и, немного помолчав, резюмировал: – Все это многократно пережевано фантастами. Теперь этим никого не удивишь. Советую тебе переключиться на детективы, для усвоения которых не требуется такой предварительной начитанности, как для чтения фантастики.

– Но не это главное! – забеспокоилась я, чувствуя, что тема исчерпывается.

– Продолжай, продолжай, – спокойно сказал Дмитрий и полез в карман штормовки за «Беломором».

– Так вот, в этом институте, в котором изобрели машину, названную Системой, начали проводить опыты по зондироанию мозга. Молодой парень, сотрудник этого института, находясь в камере, совершает путешествие в прошлое: так ему казалось, по мере того, как электронная Система ускоренно подключала те, или другие участки генной памяти. Все это проделывалось уже неоднократно и не только с этим парнем. Но на этот раз что-то произошло с компьютером, он сфокусировал луч не на том участке и получился тромб, закупорка. Ну, в общем, быстрое переключение с участка на участок прервалось и…

Я сделала вид, что мне с трудом дается пересказ книги.

– … сознание героя осталось в прошлом, – помог мне Дмитрий и продолжил за меня, – его мысли потекли с обычной скоростью мышления его далекого предка и ускоренной «перемотке», как на магнитофоне не поддавались.

Он на ходу и очень близко к тексту воспроизвел незамысловатую научно-фантастическую фабулу. Биотоки его мозга были насыщены и четкие.

–Парень был обречен на пожизненный сон в блок-камере, – это уже говорю я, – если бы его отключили от системы и разбудили, то это был бы уже другой человек из далекого прошлого. Это все равно, что выдернуть неандертальца из его эпохи и поставить на эскалатор метро: его нервы не выдержали бы.

– Не обязательно, – возразил Дмитрий.– Я читал в одном из сборников, как дикарь преспокойно вжился в век электроники и гнал самогон со знаком качества. Ну, а чем же закончилась история с нашим парнем?

«Она еще не закончилась» – чуть не проговорилась я, но вовремя спохватилась. Сознание Дмитрия было подернуто легкой дымкой, похожей на гипноз, и он теперь больше не удивлялся прорезавшемуся интеллекту Гнутого, и я могла продолжать:

– Решились на следующее: найти человека, и нашли – девушку, в генной памяти которой запечатлелись мысли и образы ее предка, встречавшегося с предком парня, сознание которого застопорилось на уровне сознания этого предка…

– Ну и абракадабра! – покачал головою Дмитрий. – Нельзя ли попроще?

– Можно, – согласилась я, – только необходимо всем дать имена. Парень и Девушка из далекого будущего, будем считать, что у нас уже названы, ну а тех, которые в их подсознании, и которые представляют их предков, назовем для простоты… (я сделала небольшую паузу, необходимую для анализа данных Системы)… ну, например, Дмитрием и Гнутым.

– Годится,– усмехнулся Дмитрий, – продолжай.

– Девушку положили в блок-камеру рядом с Парнем и тоже подключили к Системе. Затем проникли в глубь ее генной памяти до уровня сознания ее предка, которого мы назвали Гнутым, выбрали тот момент, когда он был наедине с предком Парня, которого мы назвали Дмитрием, как сейчас мы с тобой на рыбалке и провели операцию.

– В чем она заключалась? – Дмитрий был явно заинтересован.

– Сознание Парня было полностью блокировано сознанием Дмитрия, сознание же девушки постоянно контролировало сознание Гнутого. А смысл самой операции заключался в том, чтобы убрать из сознания Дмитрия одно слово– тромб, которое появилось в результате неполадки в Системе.

– Мне не совсем понятна роль Девушки, – сказал Дмитрий. – Для чего ее сознание запараллелили с сознанием Парня через Систему? Разве нельзя было стереть этот тромб при помощи той же Системы?

– Нельзя, – ответила я. – Девушка, достигнув сознания Гнутого, должна была убедить Дмитрия добровольно, ценою самопожертвования, не произносить слово-тромб.

– А при чем здесь самопожертвование…– начал Дмитрий, но сразу понял. – Возвращение сознание парню – это смерть для фантома Дмитрия… хорошо придумано. Но каким образом Девушка смогла убедить Дмитрия, что его давно нет на свете, что существует его только тень, далекое воспоминание в подсознании Парня?

– Ну, хотя бы вот таким образом, – сказала я, на мгновение целиком уйдя в Систему, и снова вынырнув в ночь, на песчаную косу к потухающему костру. – Девушка сказала Дмитрию голосом Гнутого…

– Дмитрий Герасимович, засекай время! Через пять секунд после того, как я кончу говорить, на моем спиннинге зазвенит колокольчик, и мы с тобою вытащим сома на девять килограммов, причем один крючок он выбросит через правую жаберную щель, и на нем будет болтаться малек, случайно зацепившийся плавником… Внимание!

Снисходительно улыбнувшись, Дмитрий повернул циферблат часов к костру и, прищурившись, стал следить за секундной стрелкой. Пять, четыре, три, два, один…

– Все! – только и успел сказать Дмитрий, как резко звякнул внизу колокольчик и сразу же заглох потому, что от рывка сорвался с лески на песок.

– Пошли!– крикнула я и ушла из подсознания Гнутого в Систему.

Гнутый вздрогнул, просыпаясь и вскочил на ноги. Они вдвоем сбежали к воде. Следом за ним ручьями осыпался песок. В темноте Дмитрий споткнулся о сторожок закидушки, Гнутый тем временем схватил спиннинг. Миллиметровая леска был натянута и не поддавалась, как при зацепе.

– Тяни своего сома! – весело крикнул Дмитрий, подбегая с подсаком.

– Какой там сом, мать твою… – выругался Гнутый, с трудом наматывая на катушку несколько витков, – коряга видать.

И вдруг леска упала: что-то непонятное само понеслось к берегу так, что Гнутый успевал вертеть. Метрах в четырех от уреза воды чудище осадило, натянув леску. Затем всплеск и рывок…

– Подставляй!! – закричал Гнутый, но Дмитрий и без него знал, что делать. Подсак со свистом плеснул в воду, гребок, и вот уже, присев от натуги, Дмитрий выволок его, повернул к берегу и с глухим стуком уронил на мокрый песок.

Сом по собачьи трепал подсак из стороны в сторону. У Гнутого от возбуждения дрожали колени. Дмитрий достал из кармана фонарик, включил… За темной жаберной щелью сома, будто серьга из фольги, болтался малек.

… Солнце еще не поднялось над деревьями, но уже пригревало сквозь листву. Дмитрий, подставив лицо теплу, сидел, закрыв глаза.

– И всего этого уже нет, – тихо сказал он, пропуская сквозь пальцы горсть песка, и посмотрев на меня, грустно улыбнулся. – Я все понял, хотя и долгий у нас получился разговор: и я, и Гнутый, и этот рассвет на Протоке – только запись, отпечаток в чьей-то памяти, подключенной к компьютеру. Даже слова, которые я сейчас произношу – не мои, а Системы, сблокированной с мозгом моего будущего потомка. И никакого физического проникновения в прошлое, как показалось поначалу, нет. Просто кто-то, просматривая старый фильм, решил вырезать испорченный кадр – тромб. Вот и все…

Только учтите на будущее и в подобных ситуациях постарайтесь отключать нас, фантомов, без предупреждения, чтобы мы не знали. Все-таки мы ведь тоже люди… хотя и бывшие.

И, несмотря на то, что во всех эпизодах я улавливала, что исходило от Дмитрия, а что от Системы, мне стало его жаль.

– Все это есть, – возразила я Дмитрию-Системе, – в мыслях твоих потомков, в их делах…

– Что я должен делать? – спросил Дмитрий, в последний раз взглянув на реку, деревья, небо, сквозь которое уже просматривались слабые очертания внутреннего пространства блок-камеры.

Ему ничего не нужно было делать: от него только и требовалась эта готовность…

– Попался, гвардеец! – радостно констатировал он и, схватив подсак, побежал к крайней закидушке.